Франсуа и Мальвази. II том - Анри Коломон

Спирт, или насыщенный раствор анисовой водки, как и всякая влага имела свойство пропитывать и размокать и с последующим очередным разом она очень скоро пропиталась далее и поверхность дуба почти сразу же стала засыхать. Так бы можно было продолжать до бесконечности, но спирт кончался. С последним разом граф вернул в раскрытую сумочку аптечки использованный пузырек. Томпончик же налепил на дверь.

– Так, посмотрим, что у вас тут интересненького…

Будучи немного подвыпившим и одурманенным парами спирта, де Гассе и вел себя соответственно с легкой припьяненностью в подходе к любому делу:

– Лунатизм? А! Сомнамбула!…

…Слушайте!

– Потише декларируйте только…

– Болезнь эта чаще всего наследственная… Страдающий ею человек во время сна, при лунном свете, начинает не осознавая этого двигаться, вставать и ходить, а то и лазить по стенам… Часто таких сомнамбул можно встретить на крышах и в прочих очень опасных местах. Если что-нибудь разбудит такого человека, то он скорее всего потеряет устойчивость и свалится. Ну, а если ничего не произойдет, то так же возвратится на свое ложе, укрывается и спит. А на утро уже совершенно ничего не помнит.

– Слушай, ладно! – остановил его сидящий рядом Франсуа с дровиной в руке. – Быстрее рви книгу, приступай к закладке, а то мы так ничего и не успеем.

Он переложил поближе все дрова какие имелись, кои тут же были уложены впритык к двери и напичканы листами от книги, рвавшимися почти бесшумно.

Со стола принесли свечу и огонь занялся. Вместе со свечой были принесены и салфетки, которые так же полетели в пламя. В костер были задействованы только половина из всех имеющихся дровен. Но и они объяли огнем всю нижнюю часть двери. По мере необходимости подкладывались все новые палки и постоянно накидывали оторванных листков, так больше получалось жару.

В то время, как де Фретте, де Эльян и де Сент-Люк подошли сзади посмотреть, доктор д’Оровилл уже успев глотнуть дымку и почувствовать жар, наоборот пошел в дальний конец. Вскоре и остальные последовали за ним, оставив только двоих, но и там им дым пощипывал уже глаза. Граф де Гассе решил прожечь дверь одним разом так и вернее должно было получиться и побочные явления при сильном костре ощущаются менее заметно. Но наложив все разом, через некоторое время был вынужден позорно бежать от жарового напора и едкого дыма, защипавшего глаза.

Камеру заполнило дымом; д’Обюссон, продолжавший все еще находиться подле, держался лишь благодаря дымоотводу в камине, куда он всовывал свое лицо для вдыхания более-менее свежего воздуха и в это время усиленно надирал страницы книги, отрываясь лишь для того, чтобы подкинуть. Туша, висевшая на вертеле очень мешала и сняв ее он неожиданно обрел еще одну хорошую палку в костер.

Дальше было сидеть уже невозможно и он с режущими глазами с тушкой в руках побежал оттуда к концу.

Зарешеченное оконце основательно облепили любители свежего воздуха, стоя ногами на заправленной постели, но слегка посторонились дать глотнуть прохлады и главному поджигателю, впрочем он бы и сам взял, так как полез по спинке; и мало того с его появлением на истоптанной раздавленной кровати чаша ее терпения переполнилась и она провалилась вместе с теми кто не держался за прутья. Еще раз вдохнув полной грудью воздуха… с дымом шевалье спрыгнул и не собираясь принимать участия в мерах, которые спешно принимались потерпевшими, обратил вдруг внимание на доктора д’Оровилла, забытого всеми в борьбе за жизнь. Он молча погибал на своей кровати облокотив голову на руку.

– Доктор, вставайте, не лежите, – подскочил к нему Франсуа, пытаясь поднять.

– Честное слово, шевалье, – оторвал тампон от носа со смехом проговорил доктор, – Если мы все здесь удушимся., это будет лежать исключительно на вашей совести.

И снова приложил к лицу сложенный в несколько кусок материи, по всей видимости, снятая с подушки наволочка. В воздухе уже действительно скопилось столько дыма, что облака его начинали угрожающе застаиваться. Насыщенность дымом принимала ужасные размеры и люди, понимая, что им возможно несдобровать, делали все возможное, чтобы только вырваться из этого кошмара. Каждый, подбегая старался хоть как то продвинуть дело и потому вскоре все три книги были изорваны и вместе с корочками спалены. От бумаги главным образом и шел тот черный едкий дым, заполнивший все и вся. Казалось, что от него почернела вся нижняя часть двери. Но это было не так, потому как и огонь делал свое дело. Треск в самом низу усилился, должно быть начала гореть и сама дверь, судя по тому как она начала коробиться и разбухать от выстрелов. До сих пор можно было считать что поджег велся относительно тихо, но когда разгоравшееся дерево расстрелялось искрами, так, что шум можно было сравнивать разве что с настоящей стрельбой, казалось, грохот должен бы был переполошить всю тюрьму. Треск расщепляемого дерева с огненными выдувами добавлял нежелательной музыки.

Приблизившийся к огню граф де Гассе делал главный упор на силу пламени извне, нежели надеялся, что некогда казавшееся таким крепким дерево прогорит само. Он подкинул в уголья еще бог невесть что и стал разгребать уголья, пробуждая огонь.

– Месье де Сент-Люк, – обратился он к графу, принесшему черную бутылку вина. —А вас бы я попросил снять ваш «А ля Стеенкерк»7. По своему опыту знаю, горят они превосходно.

– Горели в нем? – язвительно спросил тот, кому посоветовали сжечь навязанный предмет, придуманной ему гордости, может быть даже из зависти. – Гораздо будет лучше полить…

– Не надо ничего поливать! – остановил Франсуа занесенную руку с бутылкой. – Вы перегрелись, ваше сиятельство, кто же бражкой костры топит, это же не спирт. После вашего полива на том месте огонь уже никогда не воспламенится! Лучше разгребите мне чистое место.

– Взрывать будешь? – спросил де Гассе, однако сделал то, о чем его просили небрежно ногой.

Шевалье достал белый салфеточный сверток пороха, собранного прежде из остатков в карманах вояк, и сунул как можно глубже под… Де Гассе его еще сильнее впихал далее, и боязливо убрал руку, завидев ярко вспыхнувшие огненные струи, пошедшие снизу вверх и как могло показаться пропитавшие самую нутрь.

Огонь своей разрушительной деятельностью выявил внутреннюю конструкцию двери, состоящей из плотно припаянных друг к другу брусьев. Когда же граф де Гассе стал сдирать скреплявшие их намертво железные планки одна из них потащила за собой и обугленный обломок… дверь тут же стали распинывать; сначала полегоньку, но потом сапог – Франсуа пробил насквозь. Общими усилиями они распинали большую пробоину, далее принялись разгребать и раскидывать по сторонам уголья, расчищая таким образом свободное место для пролезания, но и дыму подняли столько, что невозможно было хорошо открыть глаза.

Достижение успеха оживило и остальных участников злосчастного побега, быстро принесли чей-то плащ и накрыли раскаленные плиты. Пролезая на ту сторону первым, Франсуа на миг замер, прислушался…

– Вылазь ты скорей!

В другое время сообщники с замиранием сердца и сами бы прислушались вслед за ним, но сейчас им было не до этого, побыстрей бы выбраться отсюда.

Образец целеустремленной стойкости, шевалье д’Обюссон чуть не взвыл от ужаса, когда голыми ладонями оказался на угольях. Было бы здорово после стольких приложенных усилий огласить всю тюрьму своими воплями.

Сквозничок из прогорелого места продолжал доносить за собой дым в широкий тюремный коридор и каждый влазивший спешил отойти от дымливой двери подальше. Франсуа прежде уже раскидал красные тлеющие уголья наклонился к очередному, приготовившемуся лезть.

А ягненок?

Несут, несут…

Наконец они все семеро были в сборе по эту сторону двери. Предстояло подумать, что делать дальше и капитан де Фретте, знавший внутреннее строение всего портового замка назубок, на ощупь, живо смекнул куда вести своих товарищей… Под лестницу на третий этаж, где находилась комнатка, где по идее должны были находиться сторожа.

Коридор, как мы помним, представлял собой букву «L»; пройдя длинную его часть вся группа свернула в меньшую и юркнула под кирпичный лестничный пролет, к дверям. Но она-то как раз оказалась закрытой, сколько ни дергали за ручку и не пытались выставить ее плечом, пока не расслышали невнятное мямлянье убитого сном пьяницы. Побудили его еще немного, пока не услышали что-то уже более-менее напоминающее речь, явно английскую. Кажется был задан вопрос.

– …Аварью. – ответил Франсуа в дверь, затем поправился. – Нет, «Аварьё. Ол – Райт?!»

С ложа встали, пустая бутылка звонко звякнулась об пол… В общем они оказались у раскрытого окна, смотрящего в сад…, но не нашли веревки, по которой можно было бы спуститься. Прыгать вниз в неизвестную темноту не решился никто, раз не решился капитан, знавший, сколько времени придется лететь. Тем более еще оставалось столько путей!